Никто не забыт, ничто не забыто

Кузнецова Анна, ученица 10 класса «А»

Стирая пыль со страниц…

«Апчхи! Ужас, сколько пыли… Вот уж не думал, что проведу все вы- ходные, убираясь на этом проклятом чердаке! Подумаешь, не сдержал обещание. А дедушка сразу: «Так нельзя! Дал слово – держи. Где твое чувство долга?» Тьфу! Несправедливо! Сам он убраться не может что ли?!» - возмутился Сережа, забравшись на чердак деревенского дома. За толстым слоем вековой пыли нельзя было различить даже цвет вещей. Из окошка падал тусклый свет, от которого обстановка казалась еще более унылой. Вдруг Сережа споткнулся о старый башмак, валяющийся прямо по центру комнаты, и чуть было не угодил носом в шкаф. Окончательно разозлившись, он воскликнул: «Повезло мне с дедом, нечего сказать! Черствый, не- многословный, занудный старикашка, который постоянно твердит о своих глупых приметах и лезет со своими заумными советами!» Мальчик со злости пнул коробку, некстати подвернувшуюся под руку. Из нее высыпалась куча старых блеклых фотографий и пожелтевших страниц. Сережа с удивлением собрал разбросанные вещи. Это оказались старые фронтовые записи времен Великой Отечественной войны. Его внимание упало на невзрачную тетрадь, потрепанную от времени. Сережа углубился в чтение, понимая, что эти записи принадлежат его деду. Картинки начали оживать в его воображении…

ноябрь, 1942 год

Никогда себе не прощу свою гордость! У всех случаются житейские ссоры, мы с Верочкой были не исключение. Но кто знал, что после очередного глупого недопонимания мы с ней больше никогда не увидимся? В тот день я проснулся с тяжелым предчувствием. Наступила война. Повестка в военкомат, поспешные сборы, переживания, слезы родителей и, наконец, платформа вокзала. Не могу передать те чувства, когда ты, возможно, уже не вернешься и не видишь родного лица… Вера не пришла меня провожать, мы оба из-за своей гордости даже не попрощались! Все это время я молился, лелеял мысль о том, как приеду с фронта, отыщу ее и извинюсь, как скажу, что очень переживал, а она ответит, что тоже, как обниму ее стройное тело, обожгу ее бледную кожу своими горячими слезами, посмотрю в глаза и… Она погибла в 1942 году 12 сентября. В ее дом попал снаряд. Ее больше нет. Моей Веры больше нет!»

март, 1943 год

Госпиталь. Тяжелое ранение спины. Командир взвода просил выздороветь и скорее возвращаться, а я лежу и даже рукой пошевелить не могу. Врач сказал, что я не буду ходить. А я не могу так! Там мои товарищи гибнут, а я здесь отлеживаться буду?! Нет! Я обязательно встану! Слышите?! Обязательно!!!»

декабрь, 1944 год

Нам отдали приказ в течение трех суток затаиться в тылу врага и ждать наступления наших войск. Атаковать до их прибытия запрещено, мы нахо- димся на вражеской территории. Голодные, замерзшие сидим в окопе как мыши. Даже дышать страшно… Чуть ли не над самой головой звучат немецкие голоса. У нас в отряде есть один молодой парень Ваня, очень тихий и забитый на вид. Сегодня мы узнали почему… Когда немец подошел вплотную, Ваня не выдержал и с криками: «Это тебе, сволочь, за мою сестру!!!» - расстрелял его. Немцы сразу же открыли огонь. Нам делать было не- чего, мы стали стрелять в ответ. Началась ожесточенная перестрелка! Их - около семидесяти, нас – тринадцать… Мы сражались до последнего вздоха, до последней пули, до последней капли крови. И тут, когда мы потеряли всякую надежду выжить, подоспела помощь. Да… Победа досталась тяжело, с огромными потерями. А на этого парень- ка мы смотрели уже по-другому.»

28 апреля, 1945 год

Война подходит к концу… Сколько всего пережито, сколько слез пролито. Мы теряли родных, любимых, умирали от голода и жажды, сгорали заживо, потому что не было другого выхода, мы зарывали в могилы своих друзей, мы, стиснув зубы, тащили на себе раненого товарища, глотая кровь, перемешанную с потом, и слезы, выполняли невозможные приказы, сбивая в пути врага, над нами издевались во вражеском плену, там с нами обращались хуже, чем с животными, очистки от картошки в плену являлись деликатесом, мы волочили за собой простреленную ногу, потому что пути назад было, а потом, имея минуту на отдых, перевязывали все ту же несчастную ногу тряпкой, трижды впитавшую в себя кровь… Но мы знали к чему мы идем! Мы понимали ценность этой победы! Мы все это пережили ради семьи, ради детей, ради Родины, ради победы, ради будущего поколения! Никто не забыт, ничто не забыто!»

Сережа очнулся, как от глубокого сна. Его по-прежнему звали Сере- жей, он по-прежнему находился на чердаке, ему по-прежнему предстояло убрать этот жуткий бардак, но он уже смотрел на все по-другому. И там, внизу, в доме, его ждал уже не занудный старикашка, а герой войны, который не мог залезть на чердак и там убраться именно по той причине, что ему вообще не суждено было встать на ноги. У Сережи внутри все перевернулось. Он осознал, как было глупо тратить столько времени на компьютерные игры и другие развлечения, поедая при этом очередную порцию мороженого, когда в то время взрослый солдат отдавал последний кусок хлеба ребенку, как было неправильно грубить без причины своим родным, как бессмысленно жить только ради себя, как он, мальчик, живущий в 21 веке, никогда не задумывался о том, что его могло бы вообще не быть, если бы не та победа… Эти мысли прервал голос деда: «Сережа! Помоги мне достать книгу с верхней полки!» На что мальчик ответил: «Конечно, дедушка, уже бегу!» - и, аккуратно сложив все письма в коробку, побежал к деду…