Девочка-бабушка Нелли

«Укрыта рваным тулупчиком, рядом табурет, на табурете глиняная миска, в которую я сплевывала кровью, вдруг в дверь стали сильно колотить. Вошли. Дальше я помню свет фонаря в лицо...» Это воспоминания бабушки, которая во время войны была девчонкой, примерно такой же, как и я. Ее звали Нелли.

Она жила в западной Белоруссии, в городе с интересным названием Лида, вместе с родителями, младшим братиком и старшей сестрой. Папа служил на военном аэродроме, поэтому семья жила в местном военном городке. Когда началась война, они не смогли эвакуироваться и остались жить в лесах, в партизанском отряде.

Девочка заболела ангиной, ее отвезли из отряда к бездетным старикам, но вскоре полицаи узнали, что в деревне лечат детей партизан. Последние обитатели ушли, а дети, которые не могли идти, остались в деревне.

«Нас, пятерых партизанских детей с женщиной-партизанкой, вынуждены были оставить временно в полуопустевшей деревушке, так как жители скрылись от немцев в лесах и болотах. Это была уже осень 1943 года. Партизанка наступила на колючую проволоку. Нога у нее, помню, была страшная, вся красная и без кожи на ступне. Мы помогали ей, как могли, а она присматривала за нами. Разместились мы в маленьком домишке, на краю деревни. Неожиданно в дверь раздался стук прикладом…»

Женщина идти не смогла, а ребят погнали в сельскую школу – небольшую избу. Там были еще старики и дети, которых нашли в деревне. Их собирались сжечь заживо. Двери снаружи заколотили.

«Люди стали плакать, молиться. Испугаться мы не успели, потому что не понимали, чего они плачут. Страшно было только потому, что в избе было темно. Вскоре дверь открыли, вошел немецкий офицер с переводчиком и стал что-то говорить. Нас всех выпустили и мы побежали. Огородами в лес и на дорогу, которая вела к Неману, на другом берегу которого находились партизаны. По дороге мы подобрали такого же брошенного щенка, как и мы сами. Моросит дождь, скулит щенок, скулим и мы, младшие, бредя по лесной дороге».

Ребята добрались до реки, но не знали, как переплыть. Тут их заметили часовые – на том берегу был хутор Бурносы, где находился партизанский отряд. Но сначала охрана решила, что немцы просто выставили детей вперед, а сами за ними прячутся. Повезло, что в этом отряде была мама Нелли, она будто почувствовала, пришла к берегу и увидела детей, сказала, что они – свои. На лодке со стариком-рыбаком детей переправили в отряд. Через пару дней ребята узнали, что сжечь людей пообещали, если они не отдадут немцам все продукты и дали на это 4 часа.

«Сколько погибло людей, которые помогали партизанам. Давали продукты, выхаживали раненых у себя, нас, партизанских детей, рискуя жизнью. Когда при очередной бомбежке, в облаве на партизан, осколком бомбы мне раздробило кисть правой руки, фельдшер перевязал ее, но срочно нужен был хирург. Помню, жарко было, лето. Рука, замотанная в тряпки, лежала на дощечке, подвешенная за шею. Рана загноилась, завелись черви, а я плачу, зову маму и говорю ей: “Мама, руку вошки кусают”».

Нелли решили переправить в город Лида, где в немецком госпитале работал наш пленный врач. Партизаны с ним наладили связь, и он помогал медикаментами. Чтобы вылечить девочку, для госпиталя где-то добыли в качестве оплаты заколотого поросенка.

«Обессиленная от боли, я лежала на телеге с этим поросенком рядом, на соломенной подстилке. Мама под видом беженки с больным ребенком везла меня в госпиталь, снабженная пропуском от старосты. При подъезде к городу, помню, шлагбаум, немцев с автоматами. Подошел офицер с белой повязкой на рукаве. Взяли пропуск, осмотрели меня, офицер махнул рукой, и мы поехали дальше. Больше ничего не помню. Очнулась уже в госпитале на кушетке у стены. Кафельный красный пол. Но это была не операционная, а прихожая. Когда я очнулась, мне бинтовал руку доктор и сказал, что меня нужно немедленно убрать из госпиталя».

У девушки связной, которая забрала Нелли из госпиталя, было очень красивое имя – Ванда. Девочка побыла у нее какое-то время, после чего ее переправили в отряд. На Ванду донесли, что прятала ребенка партизан. Всю ее семью расстреляли.

«Люди, у которых оставляли партизанских детей, опасались за себя, за своих детей. Как только в деревне появлялись полицаи или немцы, они старались прятать нас подальше от дома. Однажды нас с братиком и старшей сестрой упрятали в глубоченную яму, в которую ссыпали картофель на зимнее хранение. Яма была глубокая, на дне лежала прелая солома. Нас опустили в нее, бросили старое ватное одеяло. А время было холодное, осеннее, дождливое. Яму прикрыли ветками, через которые почти не было видно света. Нам приказали сидеть тихо, не кричать. Помню, мы сидим на дне этой ямы на прелой соломе, укрывшись одеялом. Сидим и ждем, когда нам принесут поесть или вытащат. А тут еще дождь пошел. Вода стекала по стенкам ямы, солома намокла, сидеть на ней уже было нельзя. Мы постелили одеяло и стояли на нем. Братишке вода постепенно стала доходить уже до коленок. Больше не помню ничего, даже как нас из этой ямы вынимали – только сильный холод и темноту».

Папа Нелли погиб, подорвавшись на взрывном устройстве, 23 августа 1943 года. Не дожил до освобождения Белоруссии. Когда советские войска встретили партизан, их отряд «Искра» бригады имени Кирова был расформирован.

«Мама с нами, тремя детьми, вернулась в город Лида. Жить нам было негде, мы все ютились по углам. Но мы были счастливы тем, что не стреляли и не бомбили. Мы носились с другими детьми по улицам, лазили по разбитым сгоревшим танкам. Запомнилсь старинная крепость с высоченными стенами, которые были выложены из крупного булыжника. Но двор крепости гладкий как стол, лишь кучки рваной солдатской формы наших солдат. Оказывается, там был концлагерь наших пленных».

Время было трудное. Маму отправили на учебу, с нею осталась старшая сестра Нелли. А их с братом определили в детприемник. Шел уже 1944 год. Людей все-таки продолжали убивать те, кого в воспоминаниях Нелли называет бендеровцами.

«Однажды мы услышали, что убили председателя сельского совета. Побежали смотреть, правда ли. Да. Он жил недалеко от нашего детприемника. Лежал окровавленный, вокруг разбросаны бумаги, документы. Его избили нагайками и застрелили. Тогда я подобрала книжку «Сказка о попе и работнике его Балде». Потом нам ее читали вслух. Вскоре и нам оставаться в детприменике стало небезопасно, и нас расформировали по разным детдомам. Меня в Гродно, в село Васильки. Помню, шел 1947 год. Взрослые прочитали нам про какую-то Хиросиму в какой-то Японии. Что там сбросили бомбу. Мы очень испугались, что снова начнут бомбить и нас».

Нелли Максимовна Мякишева, участник ВОВ. Девочка-бабушка Нелли...

Как мы не правы, все современные люди, когда жалуемся на судьбу, на неудачи. Мы в силах решать, кем и как расти, где учиться и работать. Мы должны быть лучше ради них – людей, у которых война украла детство, дом, судьбу, родителей, которые ушли воевать ради нас – будущих поколений.